Вы находитесь на архивном сайте ИНХ СО РАН. Сайт закрыт в связи с неактуальностью, представленной на нём информации.
Актуальный сайт расположен по адресу: www.niic.nsc.ru
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки
Сибирского отделения Российской академии наук
У Гелия Андреевича было одно свойство, характерное для людей – «сов». Когда он писал какую-либо статью, отчет, диссертацию, это был целый ночной ритуал. Отрабатывалось каждое предложение и каждое слово в этом предложении, по многу раз кофепитием, курением, спорами, предложениями. И еще, когда кто-то обращался к нему за помощью, он бросал писать свою диссертацию и весь отдавался этой интеллектуальной помощи. Всегда отстаивал справедливость, если считал кого-то несправедливо обиженным. Может быть поэтому его, вслед за Сервантесом, многие называли «Дон Кихотом Саранским (его родной город был Саранск).
47 лет тому назад, будучи студентом первого курса, подойдя к зданию Химфака на Среднем проспекте Васильевского острова, я увидел на двери такое объявление:
«Кому нужны трупы для анатомички, - обращаться к Г.А. Коковину после коллоквиума».
Так я узнал имя молодого бескомпромиссного преподавателя, который вел практикум в параллельной группе, где коллоквиумы нередко заканчивались далеко за полночь…
10 лет спустя Гелий Андреевич перетащил меня из Ленинграда в Академгородок, и я никогда не забуду, как я с семьей жил у Коковиных в их квартире на Морском проспекте, когда переехал в Новосибирск. Сколько же судеб прошло через эту квартиру…
Известно, что в своем выражении каждый человек неповторим. Но неповторимость Гелия Андреевича как личности совершенно особенная. Он, как никто, мог отдавать себя людям, не взирая на их чин, ранг, должность, ум и характер. И отдавая, делал это с великой деликатностью.
Он много знал, на уровне академика, много умел делать сам, на уровне левши, который блоху подковал, и этот приобретенный талантом и собственным трудом багаж знаний и умений делил с любым, кто в этом нуждался.
И этим он был притягательным магнитом среди коллег, среди друзей и близких. Мы все тянулись к нему, желая его общения, и никогда не считали его время, потраченное на нас. Сколь же он был широк своей душою, чтоб расположить е себе любого человека, не подчеркнув его незнание и неумение, не оскорбив, не унизив его своим очевидным преимуществом.
Он прожил с нами насыщенную жизнь, может потому и оказался таким коротким его собственный жизненный путь.
Но мы, оставшиеся, каждой клеточкой своего ума помним минуты – часы – годы общения с ним и благодарны ему за эту радость, за эту необычность, за счастье встретить его на своем пути.
Впервые я увидела и услышала Гелия Андреевича Коковина в июне 1964г. на собрании аспирантов 3-го года обучения химфака МГУ. Деканат факультета обвинял во всех смертных грехах семерых аспирантов и требовал их отчисления за то, что они не стали бездумно подписывать бумаги о распределении на работу в случайно предложенные им места, а требовали распределения по специальностям. В защиту аспирантов выступили наши профессора чл.-корр. Я.И. Герасимов, ак. А.В. Новоселова, проф. С.М. Скуратов… и Гелий Андреевич (он был проездом в Москве). Мы его не знали, но он, зная порядочность одной аспирантки В.Г. Днепровой (бывшей выпускницы Ленинградского университета), сразу же правильно оценил тревожную ситуацию и как Дон Кихот решительно бросился на защиту достоинства всех обвиняемых и потребовал призвать журналистов (например, «Комсомольской правды»), чтобы довести информацию до широкой общественности. И это выступление Г.А. Коковина, очевидно, сыграло решающую роль («взгляд человека со стороны»), так как затем местное начальство стало постепенно гасить раздутый ими же пожар.
Таким же защитником «обиженных» всегда был Гелий Андреевич и в ИНХе. Он не желал своего времени, чтобы помочь любому, кто к нему обращался (бывало, что этим некоторые корыстно и пользовались).
Прошли годы, мелкие детали стираются…, но в памяти моей Гелий Андреевич остается добрым, бескорыстным Человеком, энциклопедистом, неутомимым генератором научных идей, которые до конца еще не реализованы.
Существуют два полярных принципа руководства, которые можно кратко отразить следующим образом: «Лаборатория – это я» и «Лаборатория – это мы». Первый из них для Гелия Андреевича был неприемлем, а второй гармонично сочетался с его природой. Именно поэтому в очень короткий срок Гелий Андреевич сумел создать коллектив единомышленников и оказать такое мощное влияние на лабораторию, которого хватило на долгие годы, оставить такое наследство, которым лаборатория пользуется до сих пор.
В угрюмом зале, где реторты
И колбы выстроились в ряд,
В том, что заполнил воздух спертый
И кислых газов аромат,
Сливал дрожащими руками
Алхимик жидкости в стакан,
А из стакана поднимаясь
Полз зачарованный туман..
Под тем туманом выделялись
Кристаллы, студень или стекло.
В стакане таинство свершалось.
В нем шел процесс, в нем синтез
шел!
Глаза слезились, в пальцах
слабость,
И горечь на губах - зато
В стакане вещество рождалось,
Которого не знал никто.
То ли цыганка нагадала,
Толь просто так судьба легла,
Ты в институте оказалась
А в нем в синтетики пошла.
Тут пригодилось прилежанье,
Что с детских лет к тебе пришло,
И впрок накопленные знанья -
Ты познавала ремесло.
И через первые удачи,
Через ошибок грустный рой,
Через решение задачи,
Через отчаянье, порой,
Чрез наступления на грабли,
Через познанья торжество
Пусть слишком медленно, по капле
К тебе являлось мастерство.
И по задачам, как ступеням,
Упорно вверх стремилась ты.
И приходило ощущенье
Своеобразной красоты
Удачно найденных решений
И очень странных диаграмм,
Что родились из вдохновенья
И из работы по ночам.
Из разговора кутюрье с клиентом:
Вот мой альбом, что сделал я недавно.
В моделях этих новые идеи,
И часть души моей осталась в них.
Конечно проще по известным штампам
Скроить пиджак и подогнать к фигуре,
Чтоб он подчеркивал достоинства клиента
И аккуратно тушевал изъяны,
Чтобы сказали - это сделал мастер!
Всего лишь мастер...
Ну а я хотел бы,
Чтоб про меня сказали: «Вот творец!».
Модель должна быть в меру элегантна,
Проста, изящна, адекватна цели.
Но многие известные модели
Такими качествами обладают.
А чтоб модель была оригинальной,
Чтобы вошла потом в каноны моды,
Которая не терпит повторенья,
Необходимы долгие раздумья.
В уме тасуешь сотни вариантов,
Но вдруг к тебе приходит озаренье,
Что позволяет просто и изящно
Решить задачу, над которой думал,
Которая измучила тебя!
***
Гуляя как-то вечером без цели
В слегка уже поношенном берете,
Похоже думал о своих моделях
Известный в Институте теоретик.
Раз проект писали
Я и Рабинович.
Рядовой проект в РФФИ.
Чтобы стал он лучше,
Мы к себе на помощь
Догадались Мурку пригласить.
Мурка ведь не дура,
Много повидала.
У нее был папа хулиган.
Во главе проекта -
Нам она сказала -
Должен быть какой-нибудь пахан.
Шепотом сказала:
Гранты на проекты
Берегут для них, для паханов.
Ну а что осталось
С помощью рулетки
Делят меж ученых дураков.
Пахана найти нам
Дело не простое.
Все они разобраны давно.
Лакомое имя
Времени застоя
В авторы включить не суждено.
Счастье улыбнулось
Несмотря на это -
Вытянули выигрышный фант.
Не напрасно бегал
Шарик по рулетке.
Получили вожделенный грант.
Кошельки готовим,
Штопаем карманы,
В сотый раз планируем бюджет:
Это - на компьютер,
Это - на программы,
Ну а это делим тет-а-тет.
Только Миннауки
Выдало копейки.
Боже, как же нам не повезло.
Думали, что крупный
Куш сорвать сумели,
А на деле выпало зеро.
Поняли: в науке
Не разбогатеешь,
Даже если ты большой талант.
Мы втроем решили,
Может быть сумеем
В понедельник взять Сибирский банк.
Написано в 1995 г. на основании
собственного опыта работы по
проектам РФФИ
Когда б имел златые горы,
Пришлось решать бы сколько пить.
Термодинамики законы
Мне это смогут разъяснить.
Бывает выпил с другом где-то
И стал внезапно «теплым» он,
Как поступить тебе при этом
Подскажет нулевой закон.
А он гласит: Чтоб все исправить,
Ты должен градус уравнять,
И потому слегка добавить,
Чтобы таким же теплым стать.
Еще закон есть номер первый,
Что о работе и тепле.
Он нам советует, наверно -
Работай больше, больше пей
Коль кучу денег заработал,
В тепло вложить их не жалей.
Ведь почему нам пить охота -
Чем больше пьем, тем нам теплей.
Когда ты пьешь слабеют ноги,
Невнятна речь и дрожь в руках.
Второй закон - он очень строгий:
Не знаешь - будешь в дураках.
Стакан тепла, закуска с хреном
Творят забавные дела,
И даже море по колено
Раз энтропия возросла.
К чему карабкаться по склону
Мечтая истину постичь,
Согласно третьему закону
Вам совершенства не достичь.
Так, все допив со страстью пылкой,
Ты в предзакатной тишине,
Как не тряси своей бутылкой,
Чуть-чуть останется на дне.
Теперь я понял, чтоб не бурно
И без эксцессов водку пить
Мне нужно тихо и культурно
Термодинамику учить.
Кто с детства знаньем овладеет,
Пожнет земную благодать,
Ведь он легко тогда сумеет
Любой порок обосновать.
Мало кто знает, что Гелий Андреевич одно время был заядлым грибником. Он и его сыновья, Андрей и Сергей, которым в то время было лет по 8 – 10, на велосипедах отправлялись в лес и всегда возвращались с полными корзинами. Это было в те времена, когда еще шло интенсивное строительство Академгородка (Морской проспект не был застроен полностью). Затем через год - два это увлечение закончилось. Гелий Андреевич перестал собирать грибы, говоря, что живую природу нельзя губить в любой форме. Я не знаю, что послужило толчком к осознанию этого факта, но так или иначе это произошло. В то время, по-моему, не было никаких «зеленых» ни в Европе, ни у нас. Гелий Андреевич и подобные ему люди были их предшественниками. И я убежден, что если бы он был сейчас жив, то наверняка был бы ярым сторонником сохранения зеленой зоны нашего городка. «Живую природу нельзя губить» , - говорил он.
В моем понимании Гелий Андреевич – яркий представитель той категории людей, благодаря которым удалось создать такое уникальное явление как Новосибирский Академгородок. Сейчас часто говорят о треугольнике Лаврентьева: единстве науки, образования и приложений. Воплотить этот принцип оказалось возможным лишь потому, что среди пионеров Академгородка были такие люди, как Г.А., для которых такое единство было естественным подходом к жизни. Важно, что это сочеталось с активным альтруизмом, готовностью в любой момент (днем, ночью, в мороз или под проливным дождем) без раздумья кинуться на помощь другому человеку.
Все это тесно переплеталось в каждодневной жизни Г.А. Напомню лишь некоторые события, в которых это, на мой взгляд, проявлялось.
В первые годы Академгородка существовал городковский семинар по химической термодинамике. Не могу сказать, что Г.А. был первый, кто сказал "А" (в семинаре активничали В.С. Музыкантов, Я.М. Буждан, И.И. Яковлев, В.А. Михайлов и кое-кто еще), но Г.А. был активнейшим членом семинара и часто семинар проходил у него дома.
С домом Г.А. связано вообще много институтских и городковских событий. В институте побывала комиссия АН СССР и предписала институту организовать направление по химии полупроводников. Формировалась наша лаборатория. Нужно было определить, чем заниматься, кого пригласить в лабораторию, какие заводить экспериментальные методики и какие развивать теоретические подходы. Много часов проведено в "мозговых атаках", душой которых был Г.А., где все эти проблемы обсуждались с разных сторон. В моих воспоминаниях эти собрания и дискуссии, в которых участвовали (юные тогда) Юра Румянцев, Валентин Кравченко, Володя Данилович, Виталий Музыкантов, Тамара Чусова…, проходили опять же в квартире Г.А. Много праздников, дней рождения, чествований вновь защитившихся опять же проводилось в квартире Г.А. и Натальи Михайловны. В большой комнате справа размещался огромный раскладывающийся стол, в большой комнате слева организовывались танцы (в летнее время в этой комнате был открыт балкон, куда выходили курильщики), а на кухне можно было найти дополнительную рюмку и продолжить дискуссию на острую тему.
Г.А. не мог оставаться равнодушным, когда случалась беда с человеком или коллективом. Он был одним из самых активных адвокатов, убеждавших А.В. Николаева взять в институт бедствующий отдел физики твердого тела. Отдел много добавил к настоящему времени к славе Института неорганической химии. Есть много людей в институте, попадавших в беду. Не всегда рядом оказывались люди, готовые подставить плечо и дать человеку прийти в себя. Часто такие люди становятся жертвой окружающих. У Г.А. было острое чувство на то, кому нужна человеческая помощь. И он умел быстро и эффективно такую помощь оказать. Делалось это не для "набирания очков", а по естественному движению души. Что же касается "очков" у Г.А. случались проколы. Как-то партбюро почти "зарубило" его поездку за границу.
Некие поборники чистоты коммунистической морали, в другие времена превратившиеся в светочей "демократии", обращали внимание партбюро на отсутствие официальных, записанных в планах общественных поручений у Г.А.
Г.А. обладал острым чувством нового. Это проявлялось и в постановке научных задач и в разработке приложений. Первая крупная информационная система, банк данных СМЭТ, во много обязан усилиям Г.А.
Г.А. был в числе небольшого числа сотрудников, которые настояли на приобретении большого компьютера и организации ВЦ в институте. Противников было много. Приличные позиции института в информатике сейчас растут от того времени. Хороший пример отлично и своевременно сделанного практического приложения – термодинамическое моделирование промышленных процессов осаждения из газовой фазы. Выполненный для одного из МЭПОВСКИХ предприятий отчет "Туман" стал настоящим бестселлером, который читали во всех концах СССР.
И на все у Г.А. хватало времени кроме одного: некогда было позаботиться о своем здоровье.
Гелий Андреевич, казалось, все знал и все умел. С ним можно было обсуждать любую проблему, будь то синтез WCI4 или установка для получения чистого безводного LiI. И по блеску в его слегка прищуренных глазах можно было физически ощущать, как работает его мозг и как рождаются идеи, гениальные по простоте и глубине одновременно. А для его собеседника, каким случалось быть и мне, эти минуты на всю жизнь запоминались как переживания необоснованного восторга и наслаждения сопричастия.
Гелий Андреевич обладал удивительным человеческим обаянием, добротой и отзывчивостью, мог сразу очаровать человека и навсегда расположить его к себе. Вот почему все люди, которым повезло в жизни быть знакомым с Гелием Андреевичем, так трепетно берегут в своей душе светлую о нем память. Я принадлежу к ним.
Шахматы. Мы с Гелием редко обращались друг к другу по имени. Я называл его Гроссмейстером (а он меня – Маэстро). С середины 60-х до конца 70-х годов мы с ним встречались регулярно – раз в неделю (сначала по субботам, а потом по воскресеньям, поочередно у него или у меня) за шахматной доской и сыграли 23 матча по тогдашней "формуле" чемпионата мира – из 24-х партий (но с 30-ти минутным контролем времени). Играли азартно, с переменным успехом (ничьи были редкостью), иногда до дюжины партий за вечер. Это было огромным удовольствием для обоих и хорошей "разрядкой".
Термодинамика. Не только (и не столько!) шахматы были предметом наших регулярных общений. На первом месте всегда стояла Термодинамика (здесь Гелий был истинным Гроссмейстером), которой мы учились друг у друга (в большей степени я у него) и одновременно учили студентов нашего университета. Шахматам пришлось резко "потесниться" в середине 70-х, когда мы плотно работали над Задачником по Химической Термодинамике (изданном в 1977 году), по которому уже почти четверть века учатся студенты-химики на ФЕН НГУ.
Склад ума. Всегда поражался (и восхищался) четкости, с которой Гелий умел выражать свои мысли. На сложные вопросы он никогда не спешил с ответом, а сначала "призадумывался, а потом говорил коротко, ясно и "по пунктам" (если это требовалось), без словесного "мусора". Это касалось не только научных проблем, но и вопросов общественно-политических, в которых ярко проявлялась его аналитичность. Плохо разбираясь в политике и ничего не понимая из наших газет тех времен, я нередко "эксплуатировал" это качество Друга, прося рассказать о том, что там происходит на Ближнем Востоке (или на Балканах, к примеру)…
Мне мало довелось работать с Гелием Андреевичем, но дружественной с его лабораторией наша 229-я комната была всегда. Направляясь к стеклодувам или пробегая мимо, заходил к нам покурить, выпить кофе, рассказать что-нибудь интересное. В те давние времена это был чуть ли не единственный мужчина в институте, который замечал настроение, платье, прическу и не стеснялся сделать комплимент.
Я приехал в Новосибирск из Севастополя по приглашению Натальи Михайловны Николаевой, которая обещала мне ставку м.н.с. Но в первый же день, пообщавшись с Гелием Андреевичем, я принял решение работать у него стажером…
Немало вопросов Гелий Андреевич решал, прохаживаясь по коридору Института. Причем, необязательно это были научные вопросы. К нему обращались многие сотрудники с самыми разными проблемами… Еще долгое время мне казалось, что Гелий Андреевич с кем-то вышагивает по коридору, решая очередную задачу.
Готовность помочь и деликатность Гелия Андреевича не знали границ.
- Гелий, ты не смог бы завтра подменить меня на установке, где-нибудь с шести до полвосьмого?
- Конечно, Томочка.
На следующее утро дипломница, дежурившая ночь на установке, рассказывает:
- Тамара Петровна, я сегодня ночью так испугалась! Где-то на рассвете открывается дверь и входит Гелий Андреевич. Я чуть не умерла от неожиданности.
А я до сих пор не могу избавиться от чувства вины и стыда перед этим добрейшим человеком.
Фильм, который мы вам покажем, снимал не Роман Кармен и не Михаил Ромм. Он снят простенькой кинокамерой на 6-мм пленке Гелием Андреевичем Коковиным и членами его семьи много-много лет тому назад. К сегодняшнему дню его смонтировала Тамара Петровна Чусова, ей помогала Зинаида Ивановна Семенова. Увы, мы не можем ручаться за высокое качество изображения, но это фильм про нашу молодость. Поэтому напрягите свое воображение, включите память и тогда вы сможете увидеть цветной широкоформатный видеофильм.
Иногда доводится мне слышать мнение, что Гелий Андреевич был «дамским угодником». Чушь это собачья (кстати, его термин). Известно, что в интересах дела мог он быть строг (но и справедлив) с людьми любого пола. Но было в нем нечто, что не всякому мужчине дано. Ездить с ним в командировку, к примеру, на конференцию или другое научное сборище, где основу организационно-секретарского состава представляли дамы, было очень комфортно.
В 82-м году были мы с ним в городе Риге. Рядовой научный доклад, не всегда интересная тематика других докладов, в общем, как обычно. Но с каким удовольствием тамошние дамы одаривали его ссылками на статьи свои и коллег, отдельными оттисками и даже научными журналами! И, как правило, с возгласами типа: «Только для Вас», «Специально для Вас» и т.п. Все это говорилось с характерным прибалтийским акцентом, ещё и поэтому запомнилось.
Сам же он объяснял такой эффект тем, что похож, мол, на прибалтийца. Полагал, что если не проявишь там лишний раз свое русскоязычное происхождение, то и отношение к тебе будет лучше. Проверял я эту гипотезу! Приходишь, скажем, в Музей современного искусства Латвии, молча с умным видом билет протягиваешь и ждешь, по возможности вежливо улыбаясь… Бабуля – билетерша – что надо от билета оторвет, что-то по-своему пострекочет, и так выразительно руками помашет, что сразу становится ясно, с какого места надо осмотр начать, где сейчас гид находится и в какую галерею надо перейти с остатками билета. (Кроме этих впечатлений и воспоминаний о нескольких вариантах картин на тему «Алла Пугачева на улицах Риги», ничем больше поделиться не могу…) Действительно, думаю, как всегда прав был Гелий Андреевич, хорошо здесь быть молчаливым прибалтийцем!
Потом только понял: да ежели себя поскромнее вести, да поинтеллигентней, так и в Японии за настоящего японца сойдешь! Жаль только что вместе с Гелием Андреевичем проверить это открытие не довелось...